Главный и родной. Опора и защита. Единственный образец в мире, где я зарёкся творить себе кумиров..
Мы мужчины, мы редко говорим друг с другом, обсуждаем свои мысли, а уж тем более эмоции.
Поэтому ты не слышал этих слов от меня.
Иерархия и вертикаль в наших отношениях выстраивались сами собой. Ты — локомотив, я — небольшой, но подающий надежды составчик. Ты мчишь вперёд, я — набираю ход рядом и пытаюсь догонять. Возможно, где-то в туманном “потом”, смогу вырваться вперед. Но это не скоро.
А пока… Логичный и гармоничный расклад. Понятная субординация. Долгая, счастливая жизнь.
И всё это без лишних соплей и болтовни.
Однако — бац! — и мне уже за 30. И чем дальше в лес, тем отчетливее понимаю — я постоянно в диалоге с тобой. Непрестанном.
Я, твой немногословный сын, воспитанный по образу твоему и подобию.
Но ты не в курсе. Потому что мы мужчины. Мы не говорим о таких вещах.
Ведь это слабость.
А настоящий мужчина ни в ком не нуждается. Он сам разбирается с любой проблемой.
Даже если это диалоги с фантомом в голове.
Я привык думать, что у меня нет к тебе вопросов. И тем удивительнее, как многое мы можем обсуждать с твоим призрачным альтер-эго.
Дети придумывают себе воображаемых друзей, а я вот, взрослый дядя, придумал себе воображаемого отца. Смешно!
Кстати, шутим мы в этих диалогах тоже круто.
Но порой… Не знаю, от чего это зависит, но внутри всё будто начинает гореть. А потом… Плотину прорывает — и я забрасываю иллюзорного батю вопросами. Теми самыми, про которые привык думать, что их нет.
А он молчит. Очень натурально молчит. Прям как настоящий.
И тогда меня захлёстывает ярость. Злая, тупая, колючая. Хочется схватить тебя за плечи и вытрясти хоть какую-то реакцию, хоть какое-то живое слово.
Вытрясти, а может и выбить хоть какие-то ответы — а потом послать подальше. Яблоко, при желании, может упасть охуенно далеко от яблони. Вопрос настойчивости и силы воли.
Но морок быстро проходит. Пелена сходит с глаз — и вот я уже не могу поверить, что это были мои чувства. Что я действительно думал о тебе так.
Поэтому мы продолжаем молчать. Так спокойнее для всех.
Ты не знаешь про мои бесконечные беседы с тобой. Я — просто не знаю твоих мыслей. Вообще.
И это тоже к лучшему.
Потому что страшно. Страшно понять, что в этих мыслях меня нет.
Страшно проиграть в приоритетах твоей жизни душной бытовухе. Планам на ремонт, штрафам, карьере, выбору дивана, пикникам, командировкам. Или твоей новой семье.
Чего вот так и не догнал — почему смелый, самодостаточный, мудрый мужчина предпочёл так качественно пропасть из моей юности? Почему оказался не готов к подростковым претензиям, к бунтам, к моему хулиганству и дерзости? Ведь он же прекрасно понимал, что это попытки привлечь его внимание.
Мама тогда в очередной раз доказала, что нет у её любви ни дна, ни края. Что она, без преувеличений, может понимать и прощать бес-ко-неч-но.
А ты предпочёл не выходить из сумрака. Оставаться где-то на дальней орбите, которую даже телескопы не берут. Такой батя Шрёдингера — вроде есть, а вроде нет.
Неужели ты слабее, чем казался? Неужели ты настолько выше ставил свой покой и комфорт?
Нееет, ни в жизнь. Мой папка самый сильный! Он твоего одной левой уделает, а правой — мир спасёт. Такой вот он, мой папка!
И его силы точно хватит на то, чтобы остаться другом для мамы. Наставником и старшим товарищем для меня. Опорой не только для новой семьи, но для всех нас — а еще для друзей, коллег и даже незнакомцев, с которыми где-то и зачем-то его сведет судьба.
Мой папка такой.
Забавно, что ты для меня по-прежнему такой. Несмотря ни на что.
Но.
Мы мужчины.
И мы редко обсуждаем наши мысли.
Еще реже — эмоции.
Слышишь? Это тишина.
Поэтому ты об этом не узнаешь. Папа.
А я...я со всем справлюсь сам. Этому ты успел меня научить.
